– Так это еще хуже! – возопил Каминка. – А это что: «Три крыла человекобога»! По-твоему, Ницше мог сказать такую глупость?
– Вряд ли, – миролюбиво сказал Камов, – но именно это и сработает.
– Три крыла, три крыла! – не успокаивался Каминка – Нет, Миша, ты уж меня прости, но все это бред сивой кобылы.
– Конечно, – согласился Камов, – именно поэтому и пройдет. Впрочем, я с тобой спорить не буду. Не хочешь – не посылай. В любом случае, что ты теряешь?
Художник Каминка сел на стул.
– Ну ладно, – обреченно сказал он, – сил у меня больше нет.
– А нет, – сказал художник Камов, – тогда переведи это на ваш святой древний язык и отошли, пока не поздно.
– Так что отсылать, – смирившись, сказал Каминка, – тут, кроме текста, ничего нету.
– А ничего и не надо. В конце припиши: визуальное решение оставляется на усмотрение куратора и дизайнеров выставки, так как всецело зависит от конкретных условий. Понял? Вот так. С тебя бутылка, Сашок.
Художник Каминка, осуждающе покачивая головой, уселся за перевод, а художник Камов улегся вздремнуть на диван. И вот пока каждый из них занят своим делом, мы, поскольку пообещали ничего от читателя не скрывать, познакомим его с текстом, вызвавшим столь бурную реакцию художника Каминки. Итак:
...Жизнь не так проста, как кажется, она гораздо проще.
Наша сокровенная природа не может быть выражена в словах по той самой причине, по которой тишину нельзя сыграть на балалайке.
Художник Алекс Каминка представляет вашему вниманию работу под названием «Дыра, в дыре и за дырой». Работа, которая изображает дыру (и в сущности ею же и является), ставит перед зрителем ряд существенных вопросов, однако, чтобы ответить на них, следует их сформулировать и прежде всего выяснить, не является ли дыра сама по себе вопросом. Как утверждает Делез, «…прежде, чем выражать смысл в инфинитивной и причастной форме (быть белым снегом, будучи белизной снега), желательно выразить его в вопросительной форме. Ведь вопросительная форма понятна на основе уже готового решения или решения, которое остается только отыскать; эта форма всего лишь нейтрализованный двойник ответа, которым уже кто-то обладает». Осознав вышесказанное и всмотревшись в дыру Каминки, мы не можем не признать, что, хотя физически дыра является самой достоверной из пустот, в ней или за ней что-то есть. Именно поэтому зритель противится сублимации дыры, и она с неизбежностью берет на себя роль «Другого», а по Левинасу «Другой», это не объект, а «чистая дыра в мире», абсолютная открытость. Левинас считает, что мы переживаем эту открытость зияния как «загадку мира». Но «загадка» — это не что иное, как совокупность дыры, смотрящего и того самого «что-то». В свете этого открытия, этого шага, на который зрителю понадобится немало интеллектуального мужества и, возможно, даже отчаянья («Мужество, отчаяние и любопытство – вот три крыла человекобога!», Ф. Ницше), мы не можем не признать, что нигде и никогда эта «загадка» не была выражена с такой безупречной точностью, как в произведении Алекса Каминки. Вместе с тем следует отметить, что по своей формальной структуре дыра является простейшей языковой игрой в духе тех, что так пристально рассматривал Витгенштейн в известном диалоге с Полем Кремье. Итак, зададимся вопросом: что такое дыра? Вполне легитимно ждать ответа на этот вопрос от самой дыры, тем паче что в антропоморфорном сознании отверстие, как правило, неизменно связано со звуком (рот, анус, нос, репродуктор), из него исходящим. Но дыра молчит. Молчит, как партизан на допросе. Сможет ли зритель сделать усилие и догадаться, что там, в дыре, за дырой, кроется закрашенное зеркало, и, догадавшись, осознать весь трагизм своего существования здесь и сейчас? Сможет ли он осознать горькую правду, что человеку не дано взглянуть себе в лицо и, в соответствии с теорией зеркал Лакана, дано увидеть и осознать себя только посредством левинасовского «Другого»? Сможет ли он дойти до предпоследней истины и понять, что «зеркало» скрывает в себе не только и не столько отражение, но обращенный к нему текст, и какой? Очевидно, что с помощью автореференции здесь фиксируется «нулевая степень ответа», привлекшая в свое время (и не зря) внимание Ролана Барта. Дыра (при условии, что она дыра не имманентная), по словам Дерриды, отсылает зрителя к лакановской теории points de capiton, то есть в область «мифических моментов прорыва между означающим и означаемым» (в лакановском, а не в соссюровском понимании). Именно в свете этой теории и следует рассматривать работу Каминки, в которой автор движется от имманентности духа к синтетической современности. Очевидно, что в силу своей абсолютной пустоты (зеркало, пусть даже закрашенное, способно лишь отразить пустоту) Каминкова дыра содержит в себе практически все аспекты экзистенции как отдельного индивида, так и современного общества в целом. Мы можем выделить философский аспект (вкратце затронутый выше), эротический, в равной степени отражающий гетеросексуальную, гомосексуальную, лесбийскую и полисексуальную культуры (в скобках заметим, что в эротическом смысле дыра есть не что иное, как желание невозможного). В религиозном аспекте дыра является ультимативным выражением бесконечности (Эйн Соф). Стоит обратить внимание на интеллектуальный аспект дыры: дыра, как потенциальный гейзер наших умственных упражнений, и в то же время черная дыра, где безвозвратно исчезают наша способность хоть как-то самостоятельно мыслить и элементарный здравый смысл. Дыра намекает на проблемы израильской системы образования и просвещения. И разумеется, в ней во весь голос заявляет о себе аспект политический, без которого немыслим подлинный израильский художник. Каминковская дыра есть дыра в заборе, страстный призыв к снятию блокады с Газы и к бойкоту сионистского государства Израиль, она является ультимативным воплощением постсионистского пространства. Дыра Каминки есть форма небытия, причем, если принять во внимание зеркало и теорию множественности отражений, небытия разнообразного, ибо в свете своих наблюдений за окружающей действительностью художник утверждает, что различия между некоторыми видами небытия более радикальны, чем отличие небытия от сущего. В каком-то смысле жизнь человеческого существа (human being) находит свое адекватное отражение (sic!) в процессе восприятия зрителем дыры и разглядывания себя в зеркале, закрашенном белой краской.