Камов и Каминка - Страница 53

К оглавлению

53

Кляй перестал кричать. Вокруг них стояли зрители, завороженные происходящей на их глазах сценой.

Кляй обвел их взглядом, еще раз сплюнул и, обращаясь к художнику Каминке, спросил:

– Кто-нибудь писал о твоей выставке?

– Вроде нет, – пристыженно сказал Каминка.

– А тогда зачем ты ее делал? Если о ней не написано, то, почитай, ее все равно что нету.

– Ну, вот ты и напиши, – неуверенно сказал художник Каминка.

– Я? А о чем тут писать? Разве что о том – как ты там в Париже говорил? – что у тебя не стоит? Ну так об этом никому неинтересно. Интересны люди, у которых стоит. – Он показал Каминке средний палец. – Дурак ты, Каминка. Ну, будь здоров.

Кляй повернулся и, сопровождаемый своими адъютантами, пошел к выходу. Кира улыбнулась, показав мелкие острые зубы, пожала руку Каминке и поспешила за ними.

Глава 20
Рассказывающая о триумфе художника Каминки

На открытие выставки «Пустота и Ничто» в Тель-Авивском музее собрался цвет израильской тусовки. В большом фойе среди нарядной толпы скользили официанты, балансируя подносами с бокалами шампанского и крохотными тартинками, которые расхватывались посетителями с такой жадностью, будто последние пару дней их держали на голодном пайке. Художник Камов, которому никак не удавалось попробовать хотя бы одну тартинку, покачав головой, заметил, что по российским понятиям фуршет довольно скромный. Художник Каминка нервно отшутился, мол, размер и количество тартинок соответствует размеру страны, и опять погрузился в свои невеселые мысли. Во-первых, как мы уже говорили, он не любил и побаивался вернисажей, а сегодня в особенности, ибо понятия не имел не только как будет принята его работа, но даже и как она выглядит. Во-вторых, он чувствовал себя жуликом и проходимцем, точнее, ощущал себя Геком Финном, ожидающим, что каждую минуту его разоблачат, вываляют в перьях и прокатят на шесте, а в-третьих, он не мог понять, что происходит с Ниной. На открытие выставки идти она категорически отказалась, после появления в доме Камова исчезла и вот уже несколько дней на телефонные звонки не отвечала.

Мрачные мысли художника Каминки были прерваны появлением на трибуне куратора выставки, знаменитой Рути Мендес-Галанти. Началу ее известности положил инцидент, произошедший в Хайфском музее изобразительных искусств, главным куратором которого она в ту пору была. В результате образовавшейся в крыше протечки вода проникла в несколько музейных залов. Уборщица, вытирая лужи, заодно протерла тряпкой произведение коллеги Каминки по работе в Академии профессора Нахума Герета. На следующий день вспыхнул скандал. Как выяснилось, протерев произведение и по недомыслию осушив совсем другую, имманентно присущую ему авторскую лужу, а также вытерев плесень и грибок, там обитавшие, уборщица нанесла произведению непоправимый ущерб. Глубоко потрясенный автор с гипертоническим кризом попал в больницу, откуда вышел через несколько дней в состоянии глубочайшей депрессии. Все попытки как-то уговорить его, что лужу, плесень и грибок можно восстановить, ни к чему не привели, поскольку как раз развитие и рост плесени и грибка в течение лет и составляли суть авторской концепции. Адвокат Герета потребовал от музея компенсацию за разрушение произведения искусства и нанесение морального ущерба автору, который после выхода из госпиталя заперся у себя дома и никуда оттуда не выходил. Уволенная из музея за вандализм уборщица также впала в состояние депрессии и подала в суд на музей, министерство культуры и министерство образования, обвиняя эти институции в том, что по их вине народонаселение, в частности самая эта уборщица, не ознакомлены с критериями, по которым можно точно определять, что именно относится к современному искусству, а что нет. В иске также было зафиксировано отсутствие в музее инструкции пользования тряпкой и содержалось требование компенсации за нравственные страдания, моральный ущерб, ущерб, причиненный профессиональной репутации потерпевшей, и за развившийся у нее в связи с этим инцидентом комплекс неполноценности, со всеми вытекающими из него разнообразными последствиями.

В результате всей этой шумихи Рази Баркаи, популярный журналист, ведущий на военной радиостанции актуальную передачу «Что горит?», пригласил Рути Мендес-Галанти на интервью, транслировавшееся в прямом эфире. По ходу беседы разговор от частного случая сместился в область проблематики принципиальных определений границ между тем, что является искусством, а что нет. И тут Рази Баркаи, аккуратно подведший ничего не подозревавшую Мендес-Галанти к разговору об унитазе Дюшампа, коварно выложил на стол совершенно очевидно заранее припасенную и, по его мнению, козырную карту…

– А что, – сказал он мягким, вкрадчивым голосом, – поскольку по вашему утверждению любой объект, в том числе и унитаз, может являться произведением искусства, а также любой акт, поступок, действия также могут проходить по высокому ведомству изящных искусств, то, стало быть, если я вот сейчас нас су в унитаз, это будет произведением искусства, не так ли?

Однако расчет журналиста поставить Рути Мендес-Галанти в тупик провалился.

– Нет, – сказала она холодно и спокойно, – если вы, Рази Баркаи, нассыте в унитаз – это произведением искусства считаться не будет. А вот если нассыт художник, то – да.

После этого интервью обиженные поклонницы Рази Баркаи в знак протеста и защиты права любого человека быть художником призвали устроить в залах музея акт коллективного мочеиспускания, но, по счастью, из этого ничего не вышло, а Рути Мендес-Галанти получила премию Ассоциации израильских арт-критиков. Как бы то ни было, история с протечкой крыши и ее последствиями исключительно сильно подействовала на тридцатишестилетнюю ширококостную, громогласную женщину с бело-голубым тюрбаном на жестких рыжих волосах и в развевающейся при каждом широком, энергичном шаге ее крепких ног, обутых в армейские ботинки, длинной черной юбке, мать шестерых детей, обитательницу самарийского поселения Нецах Исраэль, художницу Рути Кац. Рути Кац послала Рути Мендес-Галанти диск с проектом «Крыша Израиля», в котором исследовались всевозможные аспекты крыши в еврейском сознании от армейской противоракетной установки «Кипат Барзель» («Железный купол») и до длани Господней (да святится имя Его), простертой над избранным народом.

53