Камов и Каминка - Страница 74

Шац замялся, а потом поднял взгляд на двух стоящих перед ним художников.

– Вы попали сюда по настойчивой просьбе Гоги. – Его пухлая рука провела по бороде. – Видите ли, существование нашей академии хранится в абсолютном секрете. Не дай бог, о ней станет известно, трудно даже представить последствия такого прискорбного события. Поэтому прежде всего я рассчитываю на ваше молчание.

Оба художника кивнули головой.

– Замечательно, – сказал Шац – При всем этом налицо определенная сложность: наши учащиеся и мы существуем в разных мирах, и единственным местом, где эти два мира пересекаются, является эта и подобные ей академии. Так студии вы уже видели? Чудно… Единственная загвоздка у нас с пленэрным классом. В силу понятных причин. Там, – он поднял глаза кверху, – наш преподавательский состав, как бы это сказать… – он на мгновение запнулся, подыскивая подходящее слово, – вот! Недееспособен. Теперь так. – Он снова задумчиво погладил бороду – Мы, разумеется, рады вас принимать и когда-нибудь, кто знает… – Шац неловко поерзал в кресле и продолжил: – Да, как я уже сказал, это единственное место или, точнее, одно из очень немногих мест, где контакт двух миров возможен. Отсюда необходимость в некоем механизме, чьей задачей является разработка и осуществление системы контактов между этими двумя мирами, а также налаживание и поддержание системы безопасности, с тем чтобы этот контакт не оказался роковым ни для той, ни для другой стороны. Гоги – человек, который занимается системами контакта и безопасности, – просил, чтобы мы спрятали, – Шац сконфузился, – в смысле приютили вас на несколько дней. Гоги является ключевой фигурой в нашем деле, и, как вы понимаете, в просьбе ему мы отказать не могли.

– Извините, – перебил художник Камов, – но я чего-то не понимаю. Существуют два мира, это ясно. Существует посредник, в чью задачу входит осуществление контакта, и здесь проблем нет. Но почему Гоги? Ведь он… – Камов замялся.

– Живой, – подсказал Шац.

Художник Камов извиняюще поднял брови и кивнул головой.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – медленно продолжил Шац, – и понимаю ваш вопрос. Вы правы: для того чтобы успешно справляться с этой работой, человек должен принадлежать и тому и другому миру в равной степени. Ответ на ваш вопрос заключается в определении феномена «живой». Говоря о людях, мы склонны считать, что мозговая деятельность, дыхание, работа сердца являются определяющими условиями и признаками жизни. Это так и не так. Ведь живой человек состоит не только из сердца, перегоняющего кровь, легких, снабжающих ее кислородом, мозга, отвечающего за управление организмом, его интеллектуальную и эмоциональную деятельность, опорно-двигательного аппарата, позволяющего ему осуществлять различного рода операции, и так далее и так далее. Человек – это еще и сумма надежд, вер, иллюзий. И они не в меньшей мере, чем все вышеперечисленное, являются условием человеческого существования. Точно так же, как постепенно отмирают те или иные клетки, постепенно стираются межпозвоночные диски, изнашиваются сердце и печень, так же постепенно исчезают, стираются, гибнут верования, иллюзии, надежды, и с каждой из них умирает часть человека. Так одной из первой погибает вера в то, что родители всесильны. С первой травмой, будь то сломанная нога или порезанный палец, исчезает иллюзия, что ты неуязвим; с первой несчастной любовью умирает надежда на счастье, впрочем, если человеку повезет, – Шац улыбнулся, – то надежда на счастье умирает несколько раз… А вот когда человек, растеряв все иллюзии и веры, подойдя к финалу, расстается с последней надеждой – на то, что с ним этого не произойдет, – вот тогда умирает и сам человек. – Шац помолчал, а потом тихо сказал: – Гоги давно ни во что не верит. У него не осталось никаких иллюзий. И он ни на что не надеется. Он – идеальный посредник.

Какое-то время все тихо сидели.

– Возвращаясь к нашей теме. Мы вас здесь подержим у себя до тех пор, пока Гоги не скажет, что вы можете покинуть катакомбы. Ну, а пока будете здесь, походите на уроки. Уверяю, это захватывающе интересно и небесполезно для вас. Занятия у нас все практические, кроме (по причинам, упомянутым ранее) пленэрного класса. Поэтому мы готовим группу, так сказать, теоретически, затем они самостоятельно проводят пленэр на практике недели две, а потом возвращаются, и мы подводим итоги – обсуждение работ и так далее. Сегодня у нас заключительный день первого этапа, и завтра они должны были выйти на пленэр. – Шац снова замолчал. – Но похоже, планы придется менять… Понимаете, Гоги сообщил, что все вокруг находится под наблюдением, появление студентов вряд ли останется незамеченным и может вызвать… – Он смущенно закашлялся. – Короче, это опасно. Опасно для них и опасно для Академии. В общем, надо этот вопрос срочно решать. Так что вы меня уж извините за то, что не могу уделить вам достаточно времени. Обязательно, обязательно еще обо всем поговорим, – заулыбался Шац, видя, что Каминка порывается что-то сказать. – Знаю, знаю, Зоара мне говорила, что вы обо мне писали, что вы интересуетесь подробностями парижского периода…

– Профессор, – художник Камов поднялся со стула, – мы благодарны вам за заботу и за предоставленную возможность увидеть вашу удивительную Академию. Вот только злоупотреблять вашим гостеприимством и срывать ваши педагогические планы нам западло будет. Правда, Сашок? – Он повернул голову к Каминке, и тот, громко шмыгнув носом, кивнул головой. – Ну вот, наконец-то у нас консенсус, – улыбнулся Камов.